Сегодня вызывает большую тревогу то поверхностное и легкомысленное отношение к надвигающейся мировой войне, которое мы видим как в левой (прежде всего, большевизирующейся левой), так и в рабочей среде. Керченский конфликт 25.11.2018 г. между российским правительством и Украиной, введение вслед за этим военного положения на Украине, взаимное подтягивание войск, нарастание всякого вооружения в районе Донбасса - всё это у нас как будто бы смотрят по телевизору. Пушки уже упираются в бока трудящимся наших стран, а мы всё ещё думаем, что война - это где-то далеко, не у нас дома.

Между тем налицо многие признаки последнего этапа подготовки широкой региональной войны. Да, пока что украинская и западная олигархии не объявляют официально войну России, однако мы хорошо знаем, что войну совсем не обязательно объявлять, чтобы начать воевать. За 100 лет империализм показал, что в войны чаще вползали , чем наваливались всеми силами разом с предварительными дипломатическими нотами. Региональные войны разгорались постепенно , и идущая пятый год позиционная война в Донбассе - как раз такой тлеющий уголёк, который можно быстро раздуть до масштабов половины Евразии.

Журнал «Большевик», № 1, 1934 г., стр. 96-120

Учение Ленина - Сталина о войнах империалистической эпохи и тактика большевизма

А. Угаров

Империализм, будучи высшей и последней стадией капитализма, доводит до крайности, до предельной остроты и напряженности присущие капита­лизму противоречия, ставит в порядок дня революционный штурм капита­лизма. В обстановке империализма «пролетарская революция стала вопросом непосредственной практики», «старый период подготовки рабочего класса к революции уперся и перерос в новый период прямого штурма капитализма» (Сталин, «Об основах ленинизма»). XIII пленум ИККИ поставил перед ком­партиями задачу быстрой подготовки к решающим революционным боям.

Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству.

Это - аксиома. И оспаривают ее только сознательные сторонники или беспомощные прислужники социал-шовинистов. К числу первых принадлежит, например, Семковский из ОК (№ 2 его “Известий”). К числу вторых Троцкий и Буквоед, а в Германии Каутский. Желание поражения России, - пишет Троцкий, - есть “ничем не вызываемая и ничем не оправдываемая уступка политической методологии социал-патриотизма, который революционную борьбу против войны и условий, ее породивших, подменяет крайне произвольной в данных условиях ориентацией по линии наименьшего зла” (№ 105 “Нашего Слова”).

Вот - образец надутых фраз, какими Троцкий всегда оправдывает оппортунизм. “Революционная борьба против войны” есть пустое и бессодержательное восклицание, на которое такие мастера герои II Интернационала, если под ней не разуметь революционные действия против своего правительства и во время войны. Достаточно чуточку подумать, чтобы понять это. А революционные действия во время войны против своего правительства, несомненно, неоспоримо, означают не только желание поражения ему, но на деле и содействие такому поражению. (Для “проницательного читателя”: это вовсе не значит, что надо “взрывать мосты”, устраивать неудачные военные стачки и вообще помогать правительству нанести поражение революционерам.)

Отделываясь фразами, Троцкий запутался в трех соснах. Ему кажется, что желать поражения России значит желать победы Германии (Буквоед и Семковский прямее выражают эту общую им с Троцким “мысль”, вернее: недомыслие). И в этом Троцкий видит “методологию социал-патриотизма”! Чтобы помочь людям, не умеющим думать. Бернская резолюция (№ 40 “Социал-Демократа”) пояснила: во всех империалистских странах пролетариат должен теперь желать поражения своему правительству. Буквоед и Троцкий предпочли обойти эту истину, а Семковский (оппортунист, всех больше приносящий пользы рабочему классу откровенно-наивным повторением буржуазной премудрости), Семковский “мило ляпнул”: это бессмыслица, ибо победить может либо Германия, либо Россия (№ 2 “Известий”).

Возьмите пример Коммуны. Победила Германия Францию, и Бисмарк с Тьером победил рабочих!! Если бы Буквоед и Троцкий подумали, то увидали бы, что они стоят на точке зрения войны правительств и буржуазии, т. е. они раболепствуют перед “политической методологией социал-патриотизма”, говоря вычурным языком Троцкого.

Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами (“поражением”) правительств, а с другой стороны, - невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению.

От “лозунга” поражения потому и открещиваются шовинисты (с ОК, с фракцией Чхеидзе), что этот лозунг один только означает последовательный призыв к революционным действиям против своего правительства во время войны. А без таких действий миллионы ррреволюционнейших фраз о войне против “войны и условий и т. д.” не стоят ломаного гроша.

Кто серьезно хотел бы опровергнуть “лозунг” поражения своего правительства в империалистской войне, тот должен был бы доказать одну из трех вещей: или 1) что война 1914-1915 гг. не реакционна; или 2) что революция в связи с ней невозможна, или 3) что невозможно соответствие и содействие друг другу революционных движений во всех воюющих странах. Последнее соображение особенно важно для России, ибо это - самая отсталая страна, в которой социалистическая революция непосредственно невозможна. Именно поэтому русские социал-демократы должны были первыми выступить с “теорией и практикой” “лозунга” поражения. И царское правительство было вполне право, что агитация РСДРФракции - единственный образец в Интернационале не одной парламентской оппозиции, а действительно революционной агитации в массах против своего правительства - что эта агитация ослабляла “военную мощь” России, содействовала ее поражению. Это факт. Неумно прятаться от него.

Противники лозунга поражения просто боятся самих себя, не желая прямо взглянуть на очевиднейший факт неразрывной связи между революционной агитацией против правительства с содействием его поражению.

Возможно ли соответствие и содействие революционного в буржуазно-демократическом смысле движения в России и социалистического на Западе? В этом не сомневался за последнее 10-летие ни один высказывавшийся публично социалист, и движение в австрийском пролетариате после 17 октября 1905 г. 1 фактически доказало эту возможность.

Спросите любого, именующего себя интернационалистом социал-демократа: сочувствует ли он соглашению социал-демократов разных воюющих стран о совместных революционных действиях против всех воюющих правительств? Многие ответят, что оно невозможно, как ответил Каутский (“Neue Zeit”, 2 октября 1914), этим вполне доказав свой социал-шовинизм. Ибо, с одной стороны, это - заведомая, вопиющая неправда, бьющая в лицо общеизвестным фактам и Базельскому манифесту. А, с другой стороны, если бы это была правда, тогда оппортунисты были бы во многом правы!

Многие ответят, что сочувствуют. И тогда мы скажем: если это сочувствие не лицемерно, то смешно думать, что на войне и для войны требуется соглашение “по форме”: выбор представителей, свидание, подписание договора, назначение дня и часа! Думать так в состоянии лишь Семковские. Соглашение о революционных действиях даже в одной стране, не говоря о ряде стран, осуществимо только силой примера серьезных революционных действий, приступа к ним, развития их. А такой приступ опять-таки невозможен без желания поражения и без содействия поражению. Превращение империалистской войны в гражданскую не может быть “сделано”, как нельзя “сделать” революции, - оно вырастает из целого ряда многообразных явлений, сторон, черточек, свойств, последствий империалистской войны. И такое вырастание невозможно без ряда военных неудач и поражений тех правительств, которым наносят удары их собственные угнетенные классы.

Отказываться от лозунга поражения значит превращать свою революционность в пустую фразу или одно лицемерие.

И чем же предлагают нам заменить “лозунг” поражения? Лозунгом “ни побед, ни поражений” (Семковский в № 2 “Известий”. То же весь ОК в № 1). Но ведь это не что иное, как перефразировка лозунга “защиты отечества”! Это - именно перенесение вопроса в плоскость войны правительств (которые, по содержанию лозунга, должны остаться в старом положении, “сохранить свои позиции”), а не борьбы угнетенных классов против своего правительства! Это есть оправдание шовинизма всех империалистских наций, буржуазии которых всегда готовы сказать, - и говорят народу, - что они “только” борются “против поражения”. “Смысл нашего голосования 4-го августа: не за войну, а против поражени я”, пишет вождь оппортунистов Э. Давид в своей книге. “Окисты”, вместе с Буквоедом и Троцким, вполне становятся на почву Давида, защищая лозунг: ни победы, ни поражения!

Этот лозунг, если вдуматься в него, означает “гражданский мир”, отказ от классовой борьбы угнетенного класса во всех воюющих странах, ибо классовая борьба невозможна без нанесения ударов “своей” буржуазии и “своему” правительству, а нанесение во время войны удара своему правительству есть государственная измена (к сведению Буквоеда!), есть содействие поражению своей страны. Кто признает лозунг “ни побед, ни поражений”, тот лишь лицемерно может стоять за классовую борьбу, за “разрыв гражданского мира”, тот на деле отрекается от самостоятельной, пролетарской политики, подчиняя пролетариат всех воюющих стран задаче вполне буржуазной: охранять от поражений данные империалистские правительства. Единственной политикой действительного, не словесного, разрыва “гражданского мира”, признания классовой борьбы, является политика использования пролетариатом затруднений своего правительства и своей буржуазии для их низвержения. А этого нельзя достигнуть, к этому нельзя стремиться, не желая поражения своему правительству, не содействуя такому поражению.

Когда итальянские социал-демократы перед войной поставили вопрос о массовой стачке, буржуазия ответила им - безусловно правильно все точки зрения: это будет государственной изменой, и с вами поступят, как с изменниками. Это - правда, как правда и то, что братанье в траншеях есть государственная измена. Кто пишет против “государственной измены”, как Буквоед, против “распада России”, как Семковский, тот стоит на буржуазной, а не на пролетарской точке зрения. Пролетарий не может ни нанести классового удара своему правительству, ни протянуть (на деле) руку своему брату, пролетарию “чужой”, воюющей с “нами” страны, не совершая “государственной измены”, не содействуя поражению, не помогая распаду “своей” империалистской “великой” державы.

Кто стоит за лозунг “ни побед, ни поражений”, тот сознательный или бессознательный шовинист, тот в лучшем случае примирительный мелкий буржуа, но во всяком случае враг пролетарской политики, сторонник теперешних правительств, теперешних господствующих классов.

Взглянем на вопрос еще с одной стороны. Война не может не вызывать в массах самых бурных чувств, нарушающих обычное состояние сонной психики. И без соответствия с этими новыми, бурными чувствами невозможна революционная тактика.

Каковы главные потоки этих бурных чувств? 1) Ужас и отчаяние. Отсюда - усиление религии. Церкви снова стали наполняться, - ликуют реакционеры. “Где страдания, там религия”, говорит архиреакционер Баррес. И он прав. 2) Ненависть к “врагу” - чувство, разжигаемое специально буржуазией (не столько попами) и выгодное только ей экономически и политически. 3) Ненависть к своему правительству и к своей буржуазии - чувство всех сознательных рабочих, которые, с одной стороны, понимают, что война есть “продолжение политики” империализма, и отвечают на нее “продолжением” своей ненависти к своему классовому врагу, а с другой стороны, понимают, что “война войне” есть пошлая фраза без революции против своего правительства. Нельзя возбуждать ненависть к своему правительству и к своей буржуазии, не желая им поражения, - и нельзя быть нелицемерным противником “гражданского (=классового) мира”, не возбуждая ненависти к своему правительству и к своей буржуазии!!

Сторонники лозунга “ни побед, ни поражений” фактически стоят на стороне буржуазии и оппортунистов, “не веря” в возможность интернациональных революционных действий рабочего класса против своих правительств, не желая помогать развитию таких действий - задаче, бесспорно, не легкой, но единственно достойной пролетария, единственно социалистической задаче. Именно пролетариат самой отсталой из воюющих великих держав должен был, особенно перед лицом позорной измены немецких и французских социал-демократов, в лице своей партии выступить с революционной тактикой, которая абсолютно невозможна без “содействия поражению” своего правительства, но которая одна только ведет к европейской революции, к прочному миру социализма, к избавлению человечества от ужасов, бедствий, одичания, озверения, царящих ныне.

“Социал-Демократ” № 43

Печатается по тексту газеты “Социал-Демократ”

________________________

1 Имеется в виду опубликованный 17 (30) октября 1905 года царский манифест, который содержал обещания предоставления “гражданских свобод” и созыв “законодательной Думы”. Манифест был уступкой, вырванной революционной борьбой у царизма, но эта уступка отнюдь не решала судьбу революции, как утверждали либералы и меньшевики. Большевики разоблачали всю лживость царского манифеста и призывали к продолжению борьбы, к свержению самодержавия.

Первая русская революция оказала большое революционизирующее влияние на рабочее движение в других странах, в частности в Австро-Венгрии. Известие о том, что русский царь вынужден был пойти на уступку и издать манифест с обещанием “свобод”, сыграло, как указывал Ленин, “решающую роль в окончательной победе всеобщего избирательного права в Австрии” (Сочинения, 4 изд., том 23, стр. 244). В Вене и других промышленных городах Австро-Венгрии произошли мощные демонстрации. В Праге возникли баррикады. В результате в Австрии было введено всеобщее избирательное право.

Мечта Ленина ("Превратим войну империалистическую в войну гражданскую", август 14 г. ) сбылась - мировая война превратилась в России в гражданскую междоусобицу. В ноябре 18 г. одни страны заслуженно обрели лавры победы и те экономические выгоды, которые они принесли. Другие "посыпали голову пеплом", оплакивая свое поражение. Только Россия оказалась в странном положении. С августа 14 по февраль 17 г. она активно вела войну в стане победителей, неся потери и одерживая победы, с февраля 17-го по октябрь того же года Россия старалась держать фронт, и это ей удавалось, что позволяло сохранить шансы на то, чтобы оказаться в лагере победителей. За октябрь 17 – март 18 г. большевики не только не удержали фронт, но и заключили "похабный мир" (по определению Ленина) в Бресте, по которому Россия потеряла пространство в 1 млн. кв км с населением в 56 млн. человек, куда входили Прибалтика, часть Белоруссии и Карская область в Закавказье. Польша, Финляндия и Украина признавались независимыми государствами. С последней в зону германо-австрийской оккупации "ушли" 89 % добычи угля. Россия должна была выплатить вдобавок 6 млрд. марок контрибуции.

"Массовитый", по выражениюЛенина, террор со стороны большевиков и тотальное разграбление собственности ("красногвардейская атака на капитал") вызвали возмущение у значительной части населения страны. Уже в апреле - мае 18 г. только в Центральной России произошло 130 крупных вооруженных мятежей. В течение лета 18 г. красными карательными частями было захвачено в плен в Тверской губернии 50 тыс., в Рязанской области 55 тыс., в Московской губернии 3 тыс. крестьян-повстанцев, с которыми Советская власть поступала жестко. В это время Лацис писал: "Чрезвычайные комиссии безжалостно расправлялись с этими живоглотами, чтобы отбить у них навсегда охоту бунтовать". Всего же за годы гражданской войны общее число крестьянских повстанцев, а также вооруженных дезертиров из Красной армии, составило более 3,5 млн. человек. На юге и востоке страны офицеры-добровольцы и атаманы получили сотни тысяч бойцов. Началась одна из самых страшных по своей ожесточенности гражданских войн в истории.

Большевикам противостояли различные силы. Это и белое движение, выступавшие за законность и демократическое самоопределение народа; это и легионеры Чехословацкого корпуса, считавшие большевиков предателями общеславянского дела борьбы с германо-австрийским блоком; это и ставшие самостийными различные области казачьих войск, а также всевозможные крестьянские формирования вроде армии анархиста Махно, который, впрочем, то братался с большевиками, то воевал против них.

Для борьбы со своими противниками большевики, забыв свой недавний "пацифизм", приступили к созданию регулярной армии. Пока у Советской России были мирные отношения с Германией и Австро-Венгрией, в рядах ее вооруженных сил и карательных органов находились многочисленные интернационалисты из числа военнопленных немцев, австрийцев, чехов и венгров. Их присутствие в вооруженных отрядах большевиков отмечено уже во время октябрьской революции. К декабрю 17 г. относятся следующие строки из телеграммы начальника Финляндского отделения германского Генштаба Бауера: "Согласно Вашему поручению. Разведочным Отделением 29 ноября был командирован в Ростов майор Фон-Бельке, установивший там разведку за силами Донского Войскового Правительства. Майором был организован также отряд из военнопленных, которые и принимали участие в боях. В этом случае военнопленные, согласно указаниям, сделанным июльским совещанием в Кронштадте с участием: г.г. Ленина, Зиновьева, Каменева, Раскольникова, Дыбенко, Шишко, Антонова, Крыленко, Володарского и Подвойского, были переодеты в русскую солдатскую и матросскую форму".

Бывшие военнопленные оказали заметное влияние на ход событий на начальном этапе советской власти. Об этом говорит тот факт, что в составе Красной армии служили более 200 тыс. иностранцев, объединенных в более чем 500 различных интернациональных отрядов, рот, батальонов, легионов, полков, бригад и дивизий. Их присутствие позволило большевикам наладить военно-карательный аппарат, при помощи которого проводилась мобилизации остального населения. Даже отбытие большей части иностранных бойцов в ноябре-декабре 18 г. на родину в связи с окончанием мировой войны не могло оказать заметного влияния на уже заведенную машину. С весны 18 г. большевиками стала проводиться мобилизация населения (прежде всего, крестьян и бывших офицеров) путем жесткого принуждения, когда уклонение от нее рассматривалось, как тяжкое преступление и наказание нес не только сам уклонившийся призывник, но и вся его семья. Часто длинные списки заложников, взятых за дезертиров, публиковались в газете "Красный воин".

Таким образом, на 20 г было призвано 83,4% из 5,5 млн. красноармейцев. В самый "расцвет" белого движения в 19 г. оно смогло противопоставить Красной армии около 600 тыс. штыков и сабель, которые были распылены по различным регионам России – Северный Кавказ, Сибирь, Прибалтика, Средняя Азия и русский Север. В результате жесточайших боев вооруженные силы белого движения были разбиты и их остатки отступили за пределы страны. Подводя итоги гражданской войны в России историк Шамбаров справедливо, на мой взгляд, приходит к заключению, что "большевики в 1917 г. совратили Россию, главным образом, обещаниями немедленного выхода из “империалистической бойни”. Этим же “плюсом” советская литература частенько пыталась оправдывать все лишения революции и гражданской. Да, мировая война была жестокой. Позиционной, на перемалывание живой силы. Россия потеряла в ней около 2 миллионов человек (правда, в это число входят не только убитые, но и раненые). Революция и гражданская война, спасшие страну от “бойни”, унесли, по разным оценкам, 14-15 миллионов жизней. Плюс… 2 миллиона эмигрировали".

К сожалению, этот фокус Ленину удался...

Ленин о гражданской войне

Каждый кто утверждает будто гражданаская война
в России не есть сознательное дело большевиков
либо лукавит, либо не знает своей истории

В. И. ЛЕНИН, ТОМ 26,Июль 1914 ~ август 1915, ИЗДАТЕЛЬСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА. 1969

О ПОРАЖЕНИИ СВОЕГО ПРАВИТЕЛЬСТВА В ИМПЕРИАЛИСТСКОЙ ВОЙНЕ

Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству.

Это - аксиома.

Революция во время войны есть гражданская война , а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами («поражением») правительств, а с другой стороны, - невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению.

Единственно правильный пролетарский лозунг есть превращение современной империалистской войны в гражданскую войну. Именно такое превращение вытекает из всех объективных условий современной военной катастрофы и только систематически пропагандируя и агитируя в этом направлении, рабочие партии могут выполнить обязательства, которые они взяли на себя в Базеле.

Только такая тактика будет действительно революционной тактикой рабочего класса, соответствующей условиям новой исторической эпохи.

ТОМ 26, ПРЕДИСЛОВИЕ.

Исходя из империалистического характера войны, Ленин определил позицию партии по отношению к ней. Он выдвинул лозунг: превратить войну империалистическую в войну гражданскую. «Революция во время войны есть гражданская война», - указывал Ленин. Поэтому большевики боролись за революцию в условиях мировой империалистической войны под лозунгом превращения ее в войну гражданскую. Этот лозунг вытекал из всех условий войны, из того, что она создала революционную ситуацию в большинстве стран Европы.
Разумеется, писал Ленин, нельзя знать наперед, приведет ли эта революционная ситуация к революции, когда именно произойдет революция. Но безусловно обязанность всех социалистов состоит в том, чтобы систематически, неуклонно работать в этом направлении, вскрывать перед массами наличность революционной ситуации, будить революционное сознание и революционную решимость пролетариата, помогать ему переходить к революционным действиям. Лозунгом, обобщающим и направляющим эту работу, и являлся лозунг превращения войны империалистической в войну гражданскую.

Гражданская война, к которой революционная социал-демократия звала в то время , означала, как указывал Ленин, борьбу пролетариата с оружием в руках за свержение власти буржуазии в развитых капиталистических странах, за демократическую революцию в России, за республику в отсталых монархических странах и т. д. В качестве первых шагов по пути превращения войны империалистической в войну гражданскую Ленин намечал следующие меры: безусловный отказ от вотирования военных кредитов и выход из буржуазных министерств, полный разрыв с политикой «национального мира»; создание нелегальной организации; поддержка братания солдат воюющих стран; поддержка всякого рода революционных массовых выступлений пролетариата.

Наряду с лозунгом гражданской войны Ленин в противовес буржуазной и социал-шовинистической политике поддержки «своего» правительства и «защиты отечества» выдвинул лозунг поражения «своего» правительства в империалистической войне. «В каждой стране, - писал Ленин, - борьба со своим правительством, ведущим империалистическую войну, не должна останавливаться перед возможностью в результате революционной агитации поражения этой страны. Поражение правительственной армии ослабляет данное правительство, способствует освобождению порабощенных им народностей и облегчает гражданскую войну против правящих классов» (стр. 166). Разъяснению значения этого лозунга посвящена статья Ленина «О поражении своего правительства в империалистской войне». В ней Ленин выдвинул важное принципиальное положение о том, что «революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству». Он подчеркнул, что в условиях мировой империалистической войны во всех империалистических странах пролетариат должен желать поражения «своему» правительству и содействовать такому поражению без этого невозможно превращение империалистической войны в войну гражданскую.

И Октябрьской революции. Но ее уроки не становятся менее актуальными. Более того, их актуальность все возрастает.

Причина проста: во-первых, не разрешены те противоречия, которые пыталась разрешить мировая коммунистическая революция, начатая российским Октябрем, но задушенная мировым капитализмом, его тремя основными силами, фашизмом, сталинизмом и буржуазной демократией; во-вторых, пришел к окончанию новый период подъема капитализма, когда формируются черты его нового всеобщего кризиса, когда вновь встанет вопрос «кто кого». Как бы не был далек опыт этой первой всемирной попытки свержения капитала, но он остается если не единственным, то, во всяком случае, основным. И возвращение к нему является необходимым условием для того, чтобы новая попытка увенчалась успехом. А потому, в преддверии будущих революционных бурь, отмечая очередной юбилей вождя Октябрьской революции, мы обратим внимание на главную черту ленинизма, на его интернационализм.

Интернационализм, разумеется, понимался большевиками не в обывательском смысле типа «нет плохих народов», «все люди братья» и т.д. Как и все марксисты, российские революционные социал-демократы начала ХХ века понимали его в том плане, что свержение мировой капиталистической системы является общим делом всего мирового рабочего класса.

Уже в программе, принятой на II Съезде РСДРП, с которого и берет свое начало большевизм, говорилось:

«Развитие обмена установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным.

Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран». («КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», изд. 8-е, издательство политической литературы, М. 1970, т. 1, стр. 60).

Т.е., как видно из первого предложения приведенной цитаты, речь шла вовсе не о верности прекрасной, но абстрактной идее, а о вполне практическом понимании того факта, что свержение капитализма, ставшего мировой системой, так же невозможно в национальных границах, как оно невозможно в отдельном городском квартале. Ситуация с пониманием этого факта была крайне запутана усилиями сталинского агитпропа, который, ради сохранения власти сталинистской бюрократии и ради придания ей (с указанной целью) «социалистического» имиджа, надергал вырванных из международного контекста цитат Ленина, дабы приписать ему несуществующую теорию «социализма в одной стране».

При этом совершенно игнорировались утверждения того же Ленина в этих же статьях, или в работах того же времени, где прямо утверждалась невозможность национального социализма. Вот на этих азбучных для той эпохи марксистских истинах, представленных в работах Ленина, мы и остановимся.

Русская революция оказалась пересечением двух исторических процессов, национального и всемирного, отражением которого и являются все споры о природе, как самой революции, так и общества, которое из нее вышло. Российское общество к 1917 году давно созрело и перезрело для совершения буржуазной революции. В то же время всеобщий кризис капитализма, нашедший свое выражение в мировой войне, поставил исторический вопрос об исчерпании капиталистической стадии в жизни человечества, создав одновременно объективные условия для пролетарской революции с целью свержения капитализма и начала перехода к коммунизму. На это пересечение накладывался тот факт, что напуганная размахом рабочего движения, русская буржуазии не желала проводить собственную революцию. И эту задачу должен был также взять на себя рабочий класс. Но, учитывая мировой кризис всей капиталистической системы, рабочий класс России, естественно, имел основания надеяться, что рабочие передовых стран, в свою очередь, совершат свою революцию и помогут рабочим более отсталых стран, в т.ч. и России, приступить к строительству социализма, не задерживаясь на длительном этапе капиталистического развития.

Исходя из этого Ленин и ставит осенью 1915 года следующие задачи: «Задача пролетариата России - довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе. Эта вторая задача теперь чрезвычайно приблизилась к первой, но она остается все же особой и второй задачей, ибо речь идет о разных классах, сотрудничающих с пролетариатом России, для первой задачи сотрудник - мелкобуржуазное крестьянство России, для второй - пролетариат других стран» (В.И. Ленин, ПСС , т.27 , стр.49-50).

Уже здесь заложен тот поворот, который стал неожиданностью для «старых большевиков», которые после февральской революции все еще мыслили категориями 1905 года и собирались устанавливать «демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства» для совершения буржуазной революции. Ленин, как и Троцкий , увидел во всемирном кризисе, связанном с войной, возможность совместить, благодаря помощи международного пролетариата, задачи национальной буржуазной и международной социалистической революции. Перед отъездом в Россию в начале апреля 1917 года Ленин пишет «Прощальное письмо к швейцарским рабочим» . Он отмечает:

«Россия - крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны, при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков, на основе опыта 1905 года, может придать громадный размах буржуазно демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней». (В.И. Ленин, ПСС, т.31 , стр.91-92).

В своей краткой речи при открытии Апрельской конференции Ленин заявляет: «На долю российского пролетариата выпала великая честь начать, но он не должен забывать, что его движение и революция составляют лишь часть всемирного революционного пролетарского движения, которое, например, в Германии нарастает изо дня в день все сильнее и сильнее. Только под этим углом зрения мы и можем определять наши задачи» (там же, стр.341). В тот же день в «Докладе о текущем моменте» он обосновывает свое «пристрастие» к всемирным масштабам: «...мы связаны сейчас со всеми другими странами, и вырваться из этого клубка нельзя: либо пролетариат вырвется весь в целом, либо его задушат» (там же, стр.354). Завершая доклад, посвященный в основном необходимым шагам революции, он подчеркивает: «Полный успех этих шагов возможен только при мировой революции, если революция войну задушит, и если рабочие во всех странах её поддержат, поэтому взятие власти - это единственная конкретная мера, это единственный выход» (там же, стр. 358).

Понимание невозможности победы даже социалистической революции, не говоря уж о построении социалистического общества в отдельно взятой стране, тем более такой отсталой, как Россия, проходит через все работы Ленина, вплоть до самой последней - «Лучше меньше, да лучше» . Не уверенный, что еще сможет вернуться к активной работе, он пишет о том, что его тревожит: «Мы стали, таким образом, в настоящий момент перед вопросом: удастся ли нам продержаться при нашем мелком и мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разоренности до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат свое развитие к социализму?» (там же, т. 45 , стр.402).

Никаких иллюзий! И та же тревога звучит в его «Письме к съезду» , где его беспокоит один вопрос: устойчивость партийного руководства, необходимость избежать его раскола в период мучительного ожидания революции в развитых странах. А то, что в случае, если революция задержится, раскол неминуем в силу внутреннего развития страны, Ленин понимает прекрасно:

«Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол » (там же, стр. 344).

Только непробиваемый догматизм и нежелание отказываться от иллюзий заставляют нынешних сталинистов вновь и вновь вытаскивать на свет божий слова Ленина о «строительстве социализма», совершенно игнорируя те его цитаты, где он прямо говорит о победе международной революции, как необходимом условии этого «строительства».

А ведь это условие было отражено не просто в его речах, а прямо в программе РКП (б), принятой весной 1919 года. Т.е. в главном официальном партийном документе, где тщательно взвешивается каждое слово. Это не речь на митинге, где, ради воодушевления слушателей, можно прокричать о «строительстве социализма», не уточняя, когда и при каких условиях оно возможно. Программа говорит о социальной революции как о «предстоящей», и Ленин такую характеристику отстаивал от нападок Подбельского, указывая, что «у нас в программе речь идет о социальной революции в мировом масштабе» (там же, т. 38 , стр.175). В программе российских коммунистов, т.е. большевиков, речь о национальной социальной революции даже не идет!

В Политическом отчете ЦК VII съезду РКП (б) Ленин говорил: «Международный империализм со всей мощью его капитала, с его высокоорганизованной военной техникой, представляющей настоящую силу, настоящую крепость международного капитала, ни в коем случае, ни при каких условиях не мог ужиться рядом с Советской республикой и по своему объективному положению и по экономическим интересам того капиталистического класса, который был в нем воплощен, - не мог в силу торговых связей, международных финансовых отношений. Тут конфликт является неизбежным. Здесь величайшая трудность русской революции, ее величайшая историческая проблема: необходимость решить задачи международные, необходимость вызвать международную революцию, проделать этот переход от нашей революции, как узконациональной, к мировой» (там же, т. 36 , стр.8). И несколько дальше: «Если смотреть во всемирно-историческом масштабе, то не подлежит никакому сомнению, что конечная победа революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной... Наше спасение от всех этих трудностей - повторяю - во всеевропейской революции” (там же, т. 36 стр11)».

«Спасение … всеевропейской революции» не пришло, произошел раскол, которого опасался Ленин, и партия пролетариата была уничтожена. Только в одном он ошибся. Партией-могильщиком пролетарской власти оказалась не партия крестьян, а партия бюрократии, чья буржуазная природа неизбежно вытекала из буржуазного характера русской революции, которой не удалось выполнить задачу по перерастанию в мировую социалистическую.

Умение смотреть правде глаза, не строить себе иллюзии, что в революции можно победить без чего-то принципиально важного, вещь абсолютно необходимая для марксиста, если он хочет добиться результата. И этому умению нам еще надо долго учиться у Ленина.

Октябрьская революция произошла в разгар мировой войны, когда интернационализм большинства партий II Интернационала был отброшен ради «защиты отечества». Поэтому наряду с понятием невозможности национального социализма в интернационалистическом подходе Ленина важнейшее место занимает вопрос революционного пораженчества, представляющий из себя частный, но чрезвычайно важный пример сохранения классовой независимости пролетариата по отношению к буржуазии.

Тактика революционного пораженчества, тактика превращения империалистической войны в гражданскую, непосредственно выводилась как из общего необходимого условия классовой самостоятельности пролетариата, так и из конкретных решений конгрессов II Интернационала:

«Оппортунисты сорвали решения Штутгартского, Копенгагенского и Базельского конгрессов, обязывавшие социалистов всех стран бороться против шовинизма при всех и всяких условиях, обязывавшие социалистов на всякую войну, начатую буржуазией и правительствами отвечать усиленною проповедью гражданской войны и социальной революции» (там же, т. 26 , стр. 20), - провозглашает написанный Лениным Манифест ЦК РСДРП (б) «Война и российская социал-демократия» .

И далее: «Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны между высоко развитыми буржуазными странами» (там же, стр. 22).

В этом и состоит смысл революционного пораженчества: использовать поражение своего правительства, чтобы превратить массовое взаимное избиение трудящимися друг друга на фронтах империалистической войны, в войну этих трудящихся против своих буржуазных правительств, за их свержение и установление власти самих трудящихся, которая положит конец всем войнам и капиталистической эксплуатации.

Разумеется, речь не идет, и никогда не шла, о том, чтобы ради пораженчества, каким-то образом помогать военному противнику. А буржуазная пропаганда нередко толкует этот вопрос именно так, представляя большевиков «германскими шпионами». Так же как в Германии «русскими шпионами» числились Карл Либкнехт и Роза Люксембург . Подобное обвинение абсурдно, поскольку принцип революционного пораженчества исходит из реакционности всех воюющих сторон и, следовательно, не имеет никакого смысла помогать другому империалистическому государству, взамен «своего».

А, между прочим, именно такую пародию на революционное пораженчество, незадолго до нападения Германии на СССР, сталинский режим навязал французской компартии. Депутатов-коммунистов заставили, в условиях фашистской оккупации, перейти на легальное положение и начать прием избирателей. Их всех расстреляли после 22 июня 1941 года! Как и партийных активистов, которые с ними общались. Была и просьба о разрешении легального издания “Юманите”. К счастью для ФКП фашисты на это не пошли. А ведь именно последователи Сталина будут готовы порвать на меня на куски за позицию пораженчества во второй мировой, о которой пойдет речь ниже.

На деле же, речь идет о том, чтобы всячески разоблачать ура-патриотическую пропаганду, оправдывавшую войну со своей стороны как «справедливую».

Речь идет о том, чтобы продолжать и усиливать борьбу рабочих за свои права и, в конечном итоге, за свою власть, невзирая на обвинения патриотов, что этим самым они «ослабляют фронт» и «способствуют» военному поражению. Да, способствуют, но именно этой борьбой, и ничем иным! Ленин достаточно четко разъясняет эти моменты: «Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству. … “Революционная борьба против войны” есть пустое и бессодержательное восклицание, на которое такие мастера герои II Интернационала, если под ней не разуметь революционные действия против своего правительства и во время войны. Достаточно чуточку подумать, чтобы понять это. А революционные действия во время войны против своего правительства, несомненно, неоспоримо, означают не только желание поражения ему, но на деле и содействие такому поражению. (Для “проницательного читателя”: это вовсе не значит, что надо “взрывать мосты”, устраивать неудачные военные стачки и вообще помогать правительству нанести поражение революционерам)» (там же, стр. 286). Этими словами Ленин, в своей статье «О поражении своего правительства в империалистической войне» , набрасывается на первоначально половинчатую позицию Троцкого .

Речь идет о том, чтобы разлагать своей пропагандой армию «своей» империалистической державы (и это условие для революционеров всех (!) стран), доказывая бессмысленность и преступность этой войны со всех сторон. Наиболее законченным результатом такой пропаганды стало братание солдат воюющих между собой армий.

«Пролетарий не может ни нанести классового удара своему правительству, ни протянуть (на деле) руку своему брату, пролетарию “чужой”, воюющей с “нами” страны, не совершая “государственной измены”, не содействуя поражению, не помогая распаду “своей” империалистской “великой” державы» (там же, стр. 290).

Самым разительным примером действенности последнего явилась большевистская пропаганда по отношению к германской армии. В России немецкая армия, казалось, была победительницей, но именно здесь революционный пример русских рабочих и солдат возымел наибольшее действие. Перебрасываемые из России на западный фронт подразделения оказывались совершенно небоеспособными, ускоряя поражение Германии в войне и революцию в ней.

Революционное пораженчество - это не просто революционная фраза. Это практическая позиция, без которой нельзя (невозможно!) оторвать рабочий класс от идейного и политического влияния «своей» буржуазии: «Сторонники лозунга “ни побед, ни поражений” фактически стоят на стороне буржуазии и оппортунистов, “не веря” в возможность интернациональных революционных действий рабочего класса против своих правительств, не желая помогать развитию таких действий — задаче, бесспорно, не легкой, но единственно достойной пролетария, единственно социалистической задаче. Именно пролетариат самой отсталой из воюющих великих держав должен был, особенно перед лицом позорной измены немецких и французских социал-демократов, в лице своей партии выступить с революционной тактикой, которая абсолютно невозможна без “содействия поражению” своего правительства, но которая одна только ведет к европейской революции, к прочному миру социализма, к избавлению человечества от ужасов, бедствий, одичания, озверения, царящих ныне» (там же, стр. 291).

Именно переход «на деле» к политике пораженчества, «способствования» ему, привел к революциям в России, Германии, Австро-Венгрии. Но отсутствие политической силы, отстаивающей его, обернулось катастрофой для мирового пролетариата во вторую мировую войну. Шовинистический, ура-патриотический угар способствовал началу, как первой, так и второй мировой войны. Очень трудно переломить его, тем более революционному меньшинству, действующему в подполье. Однако, когда наученные горьким опытом войны, трудящиеся, как в тылу, так и на фронте, сами со временем начинают интуитивно осознавать правоту данного подхода, то без революционного авангарда они могут попасть в руки совсем других идеологов и практиков. 2 миллиона граждан СССР, государственно-капиталистической империалистической державы, во вторую мировую если не воевали на стороне фашистской Германии, то, во всяком случае, числились в коллаборационистских воинских подразделениях. И далеко (очень далеко!) не все были антикоммунистами и врагами социализма. Многие купились на «социалистическую» фразеологию генерала Власова. То же самое имело место и в Украинской повстанческой армии. А сколько было солдат, рабочих и крестьян СССР, которые и рады были бы выступить против сталинского режима, но у которых хватило понимания, что под флагом фашизма это делать бессмысленно?!

Потенциал для действия тактики революционного пораженчества был в нашей стране очень велик, но не было политической силы - большевистская партия была выкошена почти поголовно. Хуже того, и среди нее мало кто понимал капиталистическую природу СССР. Показателен, в этом плане пример троцкистов, единственной, хотя бы относительно многочисленной антисталинистской политической силы в рабочем движении. Действуя в Европе, она также имела людской потенциал для революционной пропаганды превращения империалистической войны в гражданскую. В частности, во Франции и Италии. Здесь даже многие рядовые сталинисты, даже участвуя во вполне патриотическом движении сопротивления, надеялись на то, что после окончания войны они смогут воспользоваться своей организацией и авторитетом для социалистической революции. Не тут-то было! Приехавшие из Москвы Торез, Тольятти и К, быстро поставили все «на место», навязав продолжение политики антифашистских Народных фронтов даже после поражения фашизма.

И если у какой-то части рабочего класса еще сохранялись революционные настроения, то их помогли преодолеть троцкисты со своим лозунгом «безусловной защиты СССР». Если СССР - рабочее государство, значит надо защищать как его, так и его союзников по антигитлеровской коалиции. Эта логика окончательно добила надежды на новую революционную волну в качестве ответа на вторую мировую империалистическую войну. Мировой рабочий класс оказался в подчинении задачам своих национальных отрядов капитала. Лишь немногие представители троцкистского IV Интернационала, а также представители итальянской коммунистической Левой заняли революционные позиции, но остались практически в изоляции. Без революционного пораженчества, как и без разгрома сталинизма, продолжение мировой революции, начатой Октябрем 1917 года, было невозможным.

«”Безусловная защита СССР” оказывается несовместимой с защитой мировой революции. Защита России должна быть оставлена в порядке особой срочности, поскольку она связывает все наше движение, давит на наше теоретическое развитие и придает нам в глазах масс сталинизированную физиономию. Невозможно защищать мировую революцию и Россию одновременно. Или одно или другое. Мы выступаем за мировую революцию, против защиты России, и призываем вас высказаться в том же направлении [...] для того, чтобы остаться верным революционной традиции IV Интернационала, мы должны отказаться от троцкистской теории защиты СССР; мы осуществляем, таким образом, в Интернационале идеологическую революцию, необходимую для успеха мировой революции». Это цитаты из «Открытого письма Интернационалистической коммунистической партии» от июня 1947 года. Партия действовала во Франции, примыкала к IV троцкистскому Интернационалу и включала в себя как тех, кто разделял троцкистскую теорию «деформированного рабочего государства», так и тех, кто уже понял капиталистическую природу СССР. К числу последних относились и авторы этого письма - Грандисо Мунис , Бенжамен Пере и Наталья Седова-Троцкая , вдова Льва Троцкого .

Однако было уже поздно. Воспользовавшись своей победой во второй мировой войне, капитализм закончил передел мира, объединил большую часть мирового рынка под эгидой США, а меньшую - СССР, обеспечил этим условия для краха мировой колониальной системы и включения ее стран в систему мирового капиталистического рынка. Короче говоря, капитализм создал условия для своего перехода на более высокую ступень своего развития, которая продолжалась 60 лет, и которая вновь начинает трещать по швам, готовя новые большие и малые войны . Это был период продолжительной контрреволюции по всем фронтам. Но нарастающий кризис, экономический, военный, политический, идеологический, вновь требует революционного руководства. И это руководство должно формироваться во всеоружии всего революционного опыта прошлого, и опыта большевизма в первую очередь. И центром этого опыта были и будут ставка на мировую социалистическую революцию и политическая классовая самостоятельность пролетариата, самой неотъемлемой частью которого является категорический отказ от любой формы патриотизма и революционное пораженчество. 10.08.2019

Главная » Электрооборудование » Подрывная деятельность большевиков в русской армии. Ленин и мировая революция Превращение империалистической войны в гражданскую лозунг